1.
томном свете
томился заветный огонь.
Смерть не приходит… Нет…
Заводит
круговерть непостижимого!
Постижимо – непостоянное.
Вольным ветром
в воронке сомнений
раскачивалось древо старое –
маятником верным
отмеривалось сущное.
Зналось ли с ветрами другими?
Отмалчивалось…
Вечному! Духу Солнца
прилежно кланялось…
сопричастному к
доминантсептаккорду
Шахвердян Л. В. Едкая луна… // Весна отчаяния (2015–2017). Ереван, 2018. С. 46.
2.
эллина, здесь иудея,
а тут армянина;
и, жизнь и соблазн разумея, –
стремящихся к тайне
Адама и Еву и змея
у древа познанья;
в часовенке подле деревни
во мраке алтарном –
блудницу на зависть царевне
с браслетом янтарным;
смиренного пастыря в стаде
Кубатьян Г. И. Камнерез // Г. Кубатьян. Зона заплыва: Книга стихов. Ереван: Наири, 1990. С. 55–57.
3.
когда-то был именно тут
Рай беспечных Адама и Евы.
Полагаю, что если легенды и лгут,
Все же здесь было райское древо.
Только, верно, не яблоней было оно,
А серебряным пшатом цветущим.
Но вкусить от него было нам суждено
В отдаленном
Звягинцева В. К.. Пшат цветет
4.
Ветхая листва
моего древа
обреченно плескалась
в потоке
неведомых дуновений.
Завершая обозначенный
цикл
прощальным танцем
разочарований,
обретала покой
в мерности иной:
ложилась мне
Шахвердян Л. Ветхая листва… // Весна отчаяния (2015–2017). Ереван, 2018. С. 66.